Парень явно сомневался в моей искренности. Он помялся, повторил тоскливо:
— Да я спешу вообще-то. — Но, еще раз взглянув на меня и убедившись, что я не собираюсь уходить, махнул рукой. — Я не знаю почти никого в доме. Так, лица знакомые, здороваюсь, а кто есть кто — не интересуюсь. Двадцать седьмая квартира самая маленькая, двухкомнатая. Они на всех этажах — над двадцать седьмой и под двадцать седьмой — двухкомнатные. Знаю, что сейчас там живет карлик… Ну, вернее, не карлик, а человек небольшого роста. Раньше он с матерью жил, несколько лет тому назад мать умерла. Потом кто-то из соседей в нашей квартире говорил, что он уроки начал давать. Вроде он специалист по истории Англии. Ну и английский знает. Но все это я слышал мимоходом от соседей и родителей.
— Но ведь вы, наверное, видите, много ли к нему ходит людей?
— Ходят молодые женщины в основном. А много или мало, не знаю. Соседи сплетничали, что девицы к нему ходят, а жениться он не может. Так ведь он ущербный!
— А самого главного не сказали. Как его зовут?
— Павел Владимирович, а фамилию точно не помню. Что-то вроде Акопов или Акопян. Не помню.
— Ну, ладно, спасибо. Попробую подождать свою Лену на улице, если она еще не ушла.
Выйдя из комнаты, мы столкнулись с женщиной, которая только что вошла в квартиру. Она настороженно посмотрела на меня, но я предоставил объясняться Сергею, а сам вышел.
Спустившись вниз, я сел в машину и решил, что не грех потревожить адресный. По рации связался с дежурным, назвал себя, попросил уточнить фамилию и профессию гражданина, прописанного по интересующему меня адресу. Через пару минут получил ответ: Агапов Павел Владимирович, 1951 года рождения, историк. В настоящее время не работает.
Я подогнал машину поближе к подворотне, уселся поудобнее и стал ждать. Почему я решил остаться, хотя выяснил все, что велел Акимыч, не знаю. Интуиция здесь ни при чем. Скорее, запомнилась фраза, услышанная на Ленинском. Перед нашим звонком Панарин кричал: «Шляешься к этому уроду каждый день, пропадаешь часами, на дом наплевать». Опять же Сергей обмолвился: «Ущербный». А если урод и ущербный, что там делать молодой интересной женщине, да еще каждый день пропадать часами.
Сидеть мне пришлось около двух часов. В двадцать один десять Панарина вышла из подворотни. Я тронулся с места, обогнал ее, выскочил из машины.
— Прошу прощения, Ирина Юрьевна, здесь стоять никак нельзя. Еще две минуты, и меня оштрафуют, так что садитесь быстрее в машину, я довезу вас до дома. — Я выпалил все это на одном дыхании, галантно взял женщину под руку, еще раз продемонстрировав свое удостоверение, хотя в слабом свете фонарей она вряд ли могла что-нибудь разглядеть.
Да вы что, я сейчас закричу. — Она стала вырываться.
— Ну зачем же кричать? — увещевал я. — Вы же меня видели сегодня. Мы к вам на Ленинский приходили.
Панарина наконец перестала сопротивляться, молча села в машину.
Я уселся за руль и, стараясь закрепить эффект внезапности, продолжал болтать:
— А я еду домой, смотрю: что такое, знакомая дама на набережной. Ну, думаю, не иначе перст судьбы. Я ведь собирался с вами завтра поговорить. Но, как утверждает мой шеф, старший следователь Стрельцов, никогда не откладывай на завтра свидания с женщиной, тем более прекрасной, если можно осуществить его немедленно.
— Перестаньте, — устало отмахнулась Панарина. — И скажите наконец, что вам нужно. Вы что, следили за мной?
— Да нет… Впрочем, не то чтобы следил, но решил поинтересоваться, на какие курсы вы так спешили. Тем более супруг ваш назвал эти курсы в единственном числе и в мужском роде. Помните? «Шляешься к этому… уроду». Прошу прощения, это не я, это Владислав Дмитриевич так выразился.
— Ну хватит же!
— Отчего же? Это ведь не я, это ваш уважаемый супруг так неуважительно и, прямо скажем, грубо назвал Павла Владимировича уродом.
— А откуда вы знаете, как его зовут? Вы с ним знакомы?
— «Знаком» — пожалуй, громко сказано. «Наслышан» — будет точнее. А что, он действительно хороший преподаватель?
— Очень хороший. И человек замечательный. Умница, эрудит, в истории Великобритании любого профессора за пояс заткнет. А язык преподает так, что… влюбиться можно.
— В язык? — невинно спросил я.
— Конечно. Не в него же самого. Но, между прочим, когда Павел Владимирович начинает говорить, можно забыть обо всем… И о его росте, и о внешности. Это удивительный человек.
— Потрясающе! Впрочем, я знавал удивительных, редких по уму и обаянию лилипутов…
— Он не лилипут! У Павла Владимировича небольшие отклонения в гипофизе, поэтому он непропорционально сложен, и хотя голова его совершенно такая же, как у нормального мужчины, но при небольшом росте кажется слишком большой. Но когда знакомишься с ним ближе — все это перестаешь замечать.
— Понятно. Именно так мне его и характеризовали. Скажите, Ирина Юрьевна, мужчин он берет в ученики?
— Сыщиков не берет.
— Почему же? Мне тоже нужен английский.
— Вы что-то вынюхиваете. А он порядочный человек. Я скажу ему, что вы хотите его во что-то впутать.
— Опять двадцать пять! Не собираюсь я его ни во что впутывать, если он сам не успел ни во что впутаться…
— Что? Он сам впутался? Да как вы…
— А вот так. Вы знали Татьяну Демидову? — решил наугад выстрелить я.
— Я… Татьяну… знала… то есть знаю.
— И где же она сейчас?
— Где сейчас, не знаю.
— Вы подруги с ней?
— Да нет, не то чтобы близкие подруги. Скорее хорошие знакомые.
— Это вы познакомили ее с Агаповым?
Панарина помолчала, потом с вызовом выпалила:
— Ну, я познакомила. Она хотела языком заняться, но Павел Владимирович к ее истории никакого отношения не имеет. Она сама захотела развлечься, познакомилась с мужчиной, он уговорил ее попробовать наркотики. Просто оказался подлецом, сволочью. Заманил в какой-то притон… Вот и все. А Агапов здесь абсолютно ни при чем.
— И где же она познакомилась с этим подлецом? Разве не у Агапова?
— У Агапова. Ну и что? Он тоже брал уроки…
— Понимаю… Значит, все-таки Агапов и мужчинам преподает?
— Кому угодно. А вас рекомендовать ему не буду.
— И напрасно. Я думаю, вам имеет смысл меня представить Павлу Владимировичу. И желательно завтра же.
— Но послушайте…
— Нет, Ирина Юрьевна, это вы меня послушайте. Вы познакомились и подружились с Таней Демидовой вскоре после отъезда Володи на Кавказ. Так?
— Ну, так.
— Вы привели ее к Агапову, вы, именно вы познакомили ее с этим подлецом. Да, да, не возражайте! Кстати, как его фамилия?
— Муксинов.
— Имя?
— Борис. Борис Григорьевич.
— И чем же он занимается?
— Точно не знаю. Говорят, что предприниматель. Торгует чем-то с западными странами. Поэтому и английский ему был очень нужен.
— А разве раньше вы не были с ним знакомы? До встречи у Агапова?
— Нет, не была я с ним знакома. Познакомились у Павла Владимировича, он немного за мной ухаживал, а когда я пришла с Таней, переметнулся на нее. В первый же день знакомства с ней отвел меня и говорит: «Ты не могла бы пригласить Татьяну в ресторан? У нее такой строгий вид, боюсь, что мне откажет». Я подумала: а почему бы и нет? Хоть развеется немного. Сходили мы втроем в кабак, он поехал ее провожать. Что было потом — точно не знаю.
— И где же он живет?
— Кто его знает? Таня говорила, на Московском проспекте, в «сталинском» доме.
— Вот видите, мы с вами довольно плодотворно поговорили. И поверьте, не только мне, но и вам будет полезно, если я познакомлюсь с Агаповым.
— Да уж! Мне-то какая польза?
— По обстоятельствам, как говорит наш общий знакомый старший следователь Стрельцов.
— Хорошо. Я позвоню ему.
— Позвоните. И скажите, что завтра придете с добрым знакомым. Причем я думаю, лучше позвонить прямо сейчас.
Мы остановились у телефона-автомата. Я дал ей жетончик.
— Павел Владимирович? Это я, Ирина. Сейчас в метро я встретила хорошего знакомого. Мы разговорились. Он через месяц уезжает в Англию. Вы не могли бы с ним позаниматься? Хорошо? Нет, лучше завтра. Ой, большое спасибо, Павел Владимирович. Он курсам обычным совсем не верит. А я проговорилась, что у вас можно выучить язык и подготовиться к поездке за три-четыре недели. Спасибо. До свидания.
В машине мы договорились встретиться на следующий день в шесть вечера у Аничкова моста.
Высадив ее у дома, я задумался. Все вроде нормально, но что-то мне не нравилось. Может, подчеркнуто официальный тон, каким Панарина говорила? Да нет, вроде так и должна говорить ученица с профессором… М-да… Ладно. Утро вечера мудренее. Положимся на доброе русское «авось».
И я поехал домой, докладывать по телефону Акимычу о своих успехах.